То что было названо затем «застоем», были временами абсолютной коррумпированности, безнаказанности и раем для Азербайджана с его восточным менталитетом и страстью к пышным церемониям и ритуалам. Когда по телеку ты видишь, как Гейдар у всех на глазах надевает бриллиантовое кольцо Генсеку и тот затем отключившись от всего и вся сидит и любуется им, как малое дитя, крыть нечем. Восточная деспотия и развращенность, ставшие нормой и у тебя как народа нет каких-либо аргументов против этого мира и этих отношений.
Это действительно были времена психологического террора и я порой вижу их зловещие симптомы в глазах косовских сербов. Человеку, который не испытывал такое на своей шкуре невозможно понять о чем идет речь, но если ты переживал нечто подобное, то мгновенно в любой толпе и при любом «антураже» - советском или демократическом безошибочно узнаешь «своего».
Это были времена, когда появление фильма на армянском языке раз в полгода, год было большим событие. В кинотеатрах крутят индийские фильмы или фильмы на азербайджанском. Пару раз в месяц прорываются советские фильмы на русском ну и еще реже, каким-то чудом, в рамках советского плана кинопроката прорываются западные фильмы, которые просто ошеломляли, - чего стоит «Фантомас» или «Клеопатра».
Появление артистов из Армении было просто невозможным и я даже не могу вспомнить сейчас сходу хотя бы один такой случай. Очень редко, раз в несколько лет... Телевидение, конечно же, на азербайджанском, с включением программы «Время» на полчаса и два раза в неделю передачи на армянском по 15 минут.
Тяжелая, угнетающая атмосфера, и нависшая над селом, Арцахом ощущение безысходности и обреченности всего и вся. Никакого просвета, - все, что имело потенциал и шанс состояться, естественно, выезжало. «Троечники» в Степанакерт, Баку, «хорошисты» и «отличники» в Ереван или если позволяла наглость, авантюризм или амбиции, нормальные, дальше в Россию, Москву.
И вдруг новость, которая мгновенно облетает школу, - приезжает композитор Экимян, - решил навести малую родину. Кто такой Экимян, что это за явление честно говоря знал и представлял очень слабо, как и подавляющее большинство остальных.
Приехал...
Актовый зал школы набит до отказа, собрались не только вся школа и учителя, но и просто жители. Небольшой рассказ о себе, судьбе генерала милиции и композитора, который слушается затаив дыхание. Затем он садится за раздолбанное качающееся пианино, на котором где-то 2-3 клавиши первой октавы просто не берутся, остальные или западают или жесткие и не продавливаются, - одним словом, обыкновенное школьный инструмент, стоящий в актовом зале -):
И начинается чудо, - льется армянская музыка, песня и весь зал затаив дыхание слушает армянского композитора... Сказать, что были овации, значит ничего не сказать. Зал просто содрогался... Какая-то отчаянная радость, вспыхнувшая надежда, вдруг подаренная большим Армянином. Глоток воздуха на подлодке, где тает кислород, сознание уже затуманено, вяло, - и вдруг легкий горный ветерок, именно горный и именно легкий, ласковый и неизбежная эйфория...
Наконец его соглашаются отпустить, и он в сопровождении ватаги школьников и несколько поодаль людей в штатском, роль которых тогда нами не осознавалась, пешком направляется в кинотеатр, где должно состояться показ фильма, посвященного его армянскому циклу песен и «встреча с общественностью». Картина повторяется один в один. Его долго не отпускают – у него, людей на глазах слезы. Наверное невозможно передать словами ту атмосферу... Ну и фотка на память, на которой он и наш класс, - счастливые, очумелые дети и весь погруженный в тяжелые думы, отрешенный от всего и вся человек с седыми волосами.
Сейчас, по прошествии лет, я уже представляю, что у него происходило в душе. В отличии от нас, детей и взрослых, которые в сущности тоже мало что знали о системе, только чувствовали, Экимян совершенно четко и однозначно понимал, что он делает и какие это может иметь последствия для него. Генерал милиции, причем генерал не паркетный, а оперативник, с армянской фамилией в Москве, дослужившийся до всего сам не мог не понимать происходящего.
И конечно же потом подслушанные разговоры взрослых: «Это ему не сойдет с рук... Что он дела себе позволил, петь армянские песни в Карабахе. Съедят его, им еще займется КГБ...»
И действительно съели – через год приходит весть, что у него остановилось сердце. «Вранье, его довели, убили...», - говорили одни. «Сердце не выдержало встречи с родиной, той атмосферы, в которую он окунулся на несколько дней», - говорили другие... Думаю были правы обе «партии».
Сейчас с высоты прожитых лет, жизненного опыта и знаний я могу совершенно спокойно и ответственно заявить, что это был подвиг. Благодаря таким как Экимян, благодаря их отчаянному мужеству, - не слепому, юношескому, когда человек просто не понимает, что творит и какие могут последствия, но осознанно идет на поступок, мужественный поступок Арцаху удалось выжить и пережить окаянные советские дни и азербайджанскую оккупацию. Не будь этого живительного глотка воздуха, пусть на один час, но соприкосновения к живой армянской культуре Арцах просто умер бы.
И ведь их, таких вот героев, было очень и очень мало, кто отваживался бросить вызов системе, личной судьбе и жить судьбой своего народа, его болью, преодолеть все преграды и добраться до самой болевой точки, оказаться там, где ты больше всего нужен. Потом я уже узнавал, как он прорывался в Арцах - не год и не два и прорвался...
Имя Экимяна для меня без каких-либо преувеличений и пафоса в списке азатамартиков, которые удерживали Арцах в один из самых мрачных и безысходных периодов его истории. Я уверен, что его сыновья, вероятно уже и внуки гордятся своим отцом, дедом. Мне бы хотелось, чтобы они гордились этим самым важным с моей точки зрения поступком его жизни. Скажут преувеличение, но это мой взгляд из Арцаха и для Арцаха и для меня, моего поколения его игра на разбитом фортепьяно сыграла очень и очень важную роль.
Он действительно пришел с песней, стал песней и останется песней в сердцах арцахцев. Спасибо ему и низкий поклон от имени моего поколения.
